Поддерживая ее одной рукой за талию, он смахнул с ее лба выбившийся каштановый локон.
— Элизабет. Боже! Прости меня. С тобой все в порядке?
Ее веки затрепетали, и она медленно открыла глаза. Он приготовился к осуждению, которое ожидал увидеть в ее глазах, и сердитым словам, которые он заслужил.
Она взглянула на него золотисто-карими глазами:
— Я чувствую себя великолепно. Кто выиграл?
— Выиграл?
Она чуть заметно улыбнулась:
— Скачки. Думаю, что я. Но я охотно уступлю.
— Я… не сделал тебе больно?
— Конечно, нет. Правда, у меня колени как будто ватные, но это случается каждый раз, когда ты до меня дотрагиваешься. — В ее глазах мелькнуло беспокойство. — А я тебе?
Радость Остина была столь велика, что чуть не подогнулись его собственные колени. Ком в горле мешал говорить, и он с трудом выдавил:
— Нет.
Надо было все объяснить, извиниться, но как мог он объяснить Элизабет то, чего не понимал сам! Он никогда не терял самообладания, как это произошло сейчас. Он не находил слов, но ради нее он должен был попытаться.
Но прежде чем Остин заговорил, Элизабет слегка прикоснулась к его губам.
— Думаю, у нас осталось еще минут десять, — шепнула она. — Неужели ты хочешь потратить их на разговоры?
Он ответил полусмехом-полустоном. Ему бы уже следовало привыкнуть к тому, что от нее постоянно надо ждать неожиданностей. Он поднял ее на руки и понес к кровати.
Поскольку она хотела этого, у него было в запасе не менее десятка вещей, которые он намеревался проделать в ближайшие десять минут.
Разговоры в их число определенно не входили.
Глава 16
Полчаса спустя Элизабет стояла перед большим зеркалом и смотрела на свое отражение. Сейчас даже родители не узнали бы ее.
На ней были узкие облегающие панталоны и потертые сапоги, немного ей великоватые. Свободная белая мужская рубашка и шейный платок скрывали ее грудь. Волосы были аккуратно спрятаны под надвинутой на глаза мужской шляпой — в таком виде она легко могла сойти за высокого стройного молодого человека. А когда она накинет черный плащ — сейчас он висел на спинке кровати, — никто не догадается, что перед ним женщина, тем более герцогиня.
Дверь спальни отворилась, и вошел Остин.
— Все в порядке. Они уехали в театр. — Он увидел ее и остановился. — Ты готова?
Элизабет обернулась:
— Да. Как ты меня находишь?
Остин смерил ее оценивающим взглядом — с головы до ног. Затем подошел к ней. Мрачно посмотрев на Элизабет, он произнес сквозь стиснутые зубы:
— Ты не выйдешь из дома в таком виде.
Она уперлась руками в бедра:
— Могу я спросить почему? Меня совершенно невозможно узнать. Никто не догадается, что я не мужчина.
— Черта с два не догадается! Эти штаны обтягивают тебя так… — сжав губы, он махнул рукой, — неприлично.
— Неприлично? Ты сам дал их мне!
— Я не знал, что ты так будешь в них выглядеть.
Она топнула обутой в сапог ногой:
— Как выглядеть?
— Как… — Остин снова помахал рукой, словно пытаясь поймать нужное слово в воздухе. — Вот так, — наконец нашелся он.
Элизабет вздохнула. Было совершенно ясно, что из неуместного здесь чувства приличия он собирается погубить их план. Сняв с кровати плащ, она набросила его на себя и застегнула.
— Посмотри, — сказала она, прохаживаясь перед ним. — Он закрывает меня от подбородка до колен.
Остин продолжал хмуриться. После того как она дважды повернулась перед ним, он, проворчал:
— Плащ не снимать ни на минуту. Не снимать и не расстегивать. Пивную, в которую мы идем и где видели Гаспара, посещают люди весьма грубые и буйные. Если кто-то заподозрит, что ты женщина, дело может кончиться очень плохо.
— Я понимаю.
Он перевел взгляд на ее шляпу:
— Она крепко сидит?
— Как будто прибитая гвоздями.
Выражение его лица абсолютно не изменилось, и Элизабет на мгновение испугалась, что он откажется взять ее с собой. Постаравшись принять равнодушный вид, она стояла и ждала. Наконец он сказал:
— Пойдем.
Они вместе вышли из комнаты. Элизабет старалась скрыть свою радость. И опасения. Она очень не хотела, чтобы он оставил ее дома. Ибо знала, что сегодня ночью произойдет нечто важное.
Когда через полчаса наемная карета остановилась перед обветшалым зданием, Элизабет немного раздвинула занавески и вгляделась в темноту. Хотя она не знала, где именно они находятся, запах гнилой рыбы указывал на близость порта.
— Элизабет, ты готова?
Она оторвалась от окна и посмотрела на сидевшего напротив Остина. Даже в тусклом свете было видно, что он хмурится. Элизабет чувствовала, как он напряжен. В надежде развеять его тревогу, она заставила себя улыбнуться:
— Да, я готова.
Он не ответил на ее улыбку.
— Ты хорошо поняла, что должна делать?
— Конечно. Если я что-либо почувствую, я сразу же скажу тебе.
Став еще мрачнее, Остин посмотрел на Элизабет:
— Спасибо, но я не это имел в виду.
На ее лбу появилась морщинка.
— Не понимаю. Я думала, ты хочешь, чтобы я сказала тебе, если что-то почувствую.
— Да. Но ты не должна отходить от меня.
— Не буду. Я…
Остин не дал ей договорить, взяв ее руки в свои. От его напряженного взгляда мурашки побежали по ее спине.
— Обещай мне, — с настойчивостью прошептал он.
— Обещаю, но…
— Никаких «но»! Это очень опасное место. Если ты отойдешь слишком далеко, я не смогу тебя защитить. Тебе ясно?
— Абсолютно. Считай, что меня пришили к твоему рукаву.
Он вздохнул:
— Черт, наша идея не так уж хороша! Тысяча вещей может нам помешать.
— Тысяча вещей может нам помочь.
— Я подвергаю тебя опасности.
— Я не в большей опасности, чем ты.
Он отпустил ее и схватился за голову:
— Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше убеждаюсь, что мы поступаем неразумно. Я скажу кучеру, чтобы он отвез тебя домой.
Он протянул руку к дверце. Она остановила его руку.
Он вопросительно поднял бровь.
— Если ты отправишь меня домой, я найму другую карету и вернусь сюда.
Он впился в нее горящим взглядом. Никогда еще не видела она его в таком гневе. И хотя Элизабет знала, что он не ударит ее даже в ярости, холодок все же пробежал по ее спине.
— Ты не сделаешь ничего подобного, — очень медленно отчеканил он.
— Сделаю, если меня к тому вынудят. — Прежде чем он успел возразить, она обхватила ладонями его мрачное лицо. — Ты веришь, что я могу помочь тебе?
Он долго и изучающе смотрел на нее, и она подумала: знает ли он, какую боль причиняет ей страдание, которое она читает в его глазах? Она чувствовала, что он что-то скрывает от нее — какую-то страшную тайну, терзающую его душу, и подозревала, что он намеренно подавляет свои чувства и мысли, чтобы она случайно их не «увидела».